satisfiedДети, рождающиеся в религиозных семьях, как правило, подвергаются односторонней религиозной индоктринации. У них с рождения отнято право интеллектуального выбора, право на формирование собственного мировоззрения, основанного на знакомстве с данными истории, физических наук и изучения особенностей верований других народов. Отказ ребёнку в праве естественно расти интеллектуально и формировать своё видение и понимание окружающего мира без одностороннего насильственного промывания мозгов трудно назвать чем бы то ни было, кроме как варварским пережитком средневековья. Церковники обрушивают на несозревший и ещё не умеющий защититься от религиозных атак детский мозг лавину формализованных бормотаний, выдаваемых за "молитву", трудно-перевариваемую даже взрослыми, не подготовленными к этому людьми.
Дети младшего школьного возраста просто не умеют ещё отличать правду от пропаганды - точно так же, как они не способны ещё сопротивляться или сознательно соглашаться на consentual sex - только за секс с семилетним ребёнком сажают в тюрьму, в то время как насильственная религиозная индоктринация поощряется даже вполне прогрессивными в других отношениях верующими интеллектуалами.
С другой стороны, зачастую дети, растущие в семьях воинствующих атеистов-богоборцев оказываются лишёнными источников знания, который помог бы им разобраться в множественных верованиях, существующих в мире, заменяя безапеляционным "Бога нет!" любую возможность понять многообразие духовных поисков человечества. Будем, однако, иметь в виду, что подавляющий процент верующих в обществе - единственная причина, по которой воинствующий атеизм менее опасен, чем религиозная индоктринация. Человек в конце концов станет взрослым и сможет выбрать сам для себя, в какого бога/богов ему верить, или - выбрать судьбу меньшинства, обходящегося без Деда Мороза.
Я далёк от того, чтобы предлагать опыт собственной семьи в качестве образца для подражания. Просто расскажу вкратце о том, как (в смысле отношений с Мирозданием) рос я, и о том, как растил своего сына.
Дедушка Меир и бабушка Маня (мамины родители), с которыми я провёл своё военное и послевоенное детство, были простыми людьми, забота о выживании семьи, о том, чтобы дети были чистыми и накормленными, занимала всю их жизнь, не оставляя времени на какие бы то ни было религиозные экзерсисы, да и не думаю, чтобы их занимала спиритуальная часть еврейства. Они просто были себе евреями, не напрягаясь, не произнося молитвенных формул, не зажигая свечей. У дедушки Меира было два класса предреволюционного местечкового хедера. Он один в семье умел читать книги "по-еврейски". Бабушка Маня научила меня любить латкес (в военные годы она делала их из картофельных очисток, покупаемых по дешёвке на новосибирском рынке) и хаменташи с маком (много, много сладкого мака! - это уже послевоенное лакомство). Это она научила меня, что детям на Хануку нужно дать маленькую монетку - настоящие деньги! - что называется эта денюжка "хануке гелд", и что об этом не стоит рассказывать ни папе, ни маме, потому что у них за это могут быть неприятности.
Папа и мама были людьми неверующими, более того (или, правильнее сказать, менее того) людьми, не интересовавшимися отношениями с разумом, организующим вселенную. Так что рос я самым стопроцентным пионером. Синагоги на Печерске, где мы жили, не было. Но неподалеку от нашей школы (147 средняя мужская им. А.Н.Радищева школа г. Киева с русским языком обучения), на Левашовской улице стояла маленькая православная церквушка, чистенькая и довольно симпатичная, и мы с друзьями во время большой переменки временами тайком забегали туда, подивиться странным нарядам попов и дьяконов и тому, как старые бабки кладут поклоны и осеняют себя крестным знамением. Это было восхитительно волшебно, фантастично, но мы всегда, на всяк случай, держали за спиной скрещёнными два пальца, чтобы не заразиться от попов суеверием. Такое тогда было у нас, пионеров, суеверие. Однажды, когда мы слишком шумно вели себя в задних рядах верующих, батюшка обернулся к молящимся и, указывая на нас, малолеток, украшенным кольцами перстом, трубно пропел: "Нечестивые, вон из Храма!" И мы перестали туда ходить. Через некоторое время церквушку закрыли, попы исчезли, а в опустевшем и сразу ставшем уродливым здании сделали атлетический клуб, со штангами и двухпудовыми гирями. Но смотреть там уже было не на что.
Этим в общем и был ограничен мой духовный поиск в детские годы.
Потом, уже ставши взрослым, я читал Библию и Евангелие. Этого мне показалось мало, и я прикупил несколько книг по истории мировых религий. Прочёл, долго размышлял над прочитанным и пришёл к выводу, что если б мне довелось под страхом смерти выбирать, во что верить, я скорее всего выбрал бы буддизм... но и эта мысль не вызвала у меня большого энтузиазма.
Приехав в Америку, я, конечно, не избежал атак со стороны многочисленных религиозных школ и школок, ищущих паству со счётом в банке - от нуднейших Свидетелей Иеговы до развесёлых последователей Хари Кришна, до миссионеров Christian Science, до New-Born Christians из Теннесси, до хабадников, насильно наматывавших мне на бицепс tefillin и заставлявших повторять следом за ними совершенно бессмысленные для меня слова на непонятном мне языке - они ВЕРИЛИ сами и обещали, что и я ПОВЕРЮ, что именно так обретается близость к Б-гу, но их обещание не сбылось. Б-г решил не тратить на меня усилий. Самыми отвратными из всех были Jews for Jesus - это вообще просто мокрицы какие-то!
Какое-то время я стал время от времени посещать реформистскую синагогу здесь в Marin County - не потому, что меня привлекали произносимые реформистским рабби (с бруклинским акцентом) лево-политические проповеди, а просто чтоб расслабиться среди людей явно этнически мне близких, но евреи в больших количествах меня утомляют - особенно когда это очень левые евреи. В ортодоксальной синагоге люди вообще не говорили на известных мне языках. В консервативной шла постоянная, не прекращающаяся борьба за честь сидеть в первом ряду с "уважаемыми гражданами". На этом мой поиск духовности пришёл к своему естественному, благополучному концу. Отдельные товарищи всё ещё затаскивали меня на службу то в русскую православную церковь, то в католическую, но волшебства ни там, ни там не было.
Сын мой, Димка, рос здоровым, любознательным мальчиком, привыкшим задавать больше вопросов, чем у меня было ответов. Но я честно старался отвечать на все его вопросы по возможности подробно. Обычно эти разговоры заходили у нас во время гуляний вдвоём по прекрасным киевским паркам. Он учился в школе совсем рядом с Атлетическим клубом, о котором я рассказывал выше, и как-то я рассказал ему, что раньше в этом здании была церковь. Он удивился и спросил, зачем нужно было закрывать церковь, чтоб открыть на её месте дурацкий клуб. Я понял, что рано или поздно разговора о религии в Стране Советов не избежать, и стал понемногу разговаривать с ним на религиозные темы, стараясь увязывать религиозную тему с нетерпимостью к любой не одобренной официально идеологии. Разговоры о религии, о религиях и о власти продолжались у нас с сыном не менее года, и мне кажется, именно тогда удалось заложить в него уважение к чужому, отличному от твоего, мировоззрению и неприязнь к идее единственно верного учения.
Сын вырос. Получил степень доктора наук (теоретическая физика) в Стэнфордском университете. Он не принадлежит ни к одной из организованных религий, но, насколько мне известно, относится без негатива к идее о возможности участия первоначального разума в создании Вселенной. У него своя семья. Его женщина - американка - росла в традиционной нью-йоркской еврейской семье, она и к нему в семью принесла традицию зажигать субботние свечи. Кроме того она умеет печь прекрасную халу и научила Димку читать подходящие к случаю молитвы на иврите. Такая вот ирония судьбы...
Снимок этот я уже выставлял у себя в журнале неделю назад. Это мой сын, у нас с Тоней в доме, в седьмой день Хануки, 31 декабря 2016 года, произносит молитву над семисвечником - просто потому что так ХОРОШО ЕГО ЖЕНЩИНЕ. Остальное, мне кажется, второстепенно.
