relaxedТы пристально разглядываешь свои руки, будто увидев их впервые. Кисти с когда-то тонкими, нервными пальцами приобрели вид сосисок. Hebrew National. Забавно, природе не надоедает играть с нами в игры, хотя наперёд известно, кому принадлежит выигрыш.
Ты никогда ничего не умел делать по-настоящему хорошо. Вернее, многое умел делать хорошо, ни на чём не останавливаясь, и бросал. Лень - вот твоя гениальность. Ну и ещё доставшийся тебе без всяких усилий оптимизм, но в этом разряде нет иерархий тщеславия.
Вещи уходят из фокуса постепенно. Сперва тебя покинула музыка, потом женщины. Канула в лету инженерия, промелькнули рифмованные строки, проскрипели короткие поиски прозы, на крупные формы тебя всё равно никогда не хватало, потом наскучила фотография, разговоры с людьми, ты забросил чтение.
Солнечные пятна медленно ползут по пыльной поверхности стола. Если выйти на веранду, можно устроиться в гамаке и смотреть, как растёт трава, но лень. Через пару часов можно будет перекусить, улечься в скомканную с прошлой ночи постель, включить телевизор, отвернуться к стене и замереть в ожидании короткого старческого забытия.
Всё равно, ты беззаботен, как в двадцать лет, ничто не способно вывести тебя из равновесия, и если миру угодно скукожиться до размера помидорной грядки, то это его, мира, проблемы.
– Таких евреев не бывает, – бормочет надтреснутый внутренний голос, – что-то должно тебя беспокоить, ты не можешь не испытывать вины, неважно какой, еврей не должен бездумно сибаритствовать, это не ваше амплуа.
– Это ты, Бог? У тебя тоже бессонница?
– Гляди, таки да вспомнил о Б-ге! Вот она, ваша порода, в последнем акте все вы вспоминаете.
– Господи, как странно, ты говоришь с одесскими интонациями...
– Твой отец был одесситом, может так до тебя лучше дойдёт.
– Что должно до меня дойти?
– Для начала ты мог бы сменить тон и начать разговаривать, как прилично говорить со Всевышним
– Ты и в самом деле напоминаешь мне отца.
– Не отвлекайся. Помнишь, как ты поступил с той женщиной?
– Помню.
– Ну, и...
– Она сама этого хотела. Согласие есть непротивление сторон.
– А заповедь!?
– О Господи, ты забываешь: моя молодость пришлась на шестидесятые. Здесь вообще не о чем говорить, так было принято! И вообще, заповеди должны соответствовать техническим характеристика м биологического вида. Ты создал лебедей моногамными – вот они и выбирают себе пару пожизненно, глупые, злобные птицы, ничем не занятые кроме разглядывания собственного отражения в воде. А с homo sapiens у тебя прокол вышел: если мы биологически полигамны, значит и заповеди должны бы соответствовать!
– Ты всегда стараешься вывернуться и выглядеть правым, за это вас и не любят. А мог бы, вместо пустых разговоров, принести жертву всесожжения хотя бы из мелкого скота, овец, или там коз, желательно мужеского пола, без порока, рассёк бы на части, голову и тук отдельно, внутренности и ноги вымыл бы водой, покропил бы кровью жертвенник со всех сторон, вот это было бы благоухание, приятное Г-споду.
– Я почему-то думал, что Вы вегетарианец.
– У вас там, в Marin county, вообще ничего обо Мне не знают, вчера одна целительница из Novato рассказывала остальным дамам, что это Я основал holistic sciences!... И, Б-га ради, оставь эти «выканья». Евреи должны говорить всем «ты», тем паче Б-гу.
– Хорошо, Ты так Ты. Память стала ни к чёрту, я теперь всё время путаюсь, как к кому обращаться.
– Кстати о чёрте. Все эти сказки о чертях – христианские предрассудки, ты еврей, к тому же ещё мнящий себя интеллектуалом, мог бы обходиться без глупой ереси.
– Я человек неверующий, обвинять меня в ереси бессмысленно.
– Что ты знаешь об обвинениях!? Об этом тебе ещё предстоит узнать.
– Это угроза?
– Ты хотел бы стать соляным столпом? Или предпочтёшь серу и огонь?
– Если мне предоставляется выбор, я хотел бы бутылку Old Wine Zinfandel 2008 года...
Прощёлкивает счётчик времени.
Последняя бутылка выпита до дна.
Солнечные пятна переместились на угол стола.
Надо будет купить ещё ящик.