Молодые люди со всего мира выглядят сегодня более или менее унифицированно, но люди постарше всё ещё сохраняют печать места рождения.
Пожилые европейцы в американских аэропортах узнаваемы немедленно. Вначале – по одежде: светлых оттенков тщательно отглаженные рубашки вместо обычных у нас Т-шортов, фраерские кепочки без козырьков, кожаные туфли вместо сникерсов. Но я бы узнал их и не глядя на одежду – по выражению лиц. Вернее, по отсутствию оного. Они не улыбаются, хотя и не сидят хмуро, как русские туристы. Лица европейцев по большей части просто-напросто непроницаемы. Их жены – в прошлом, повидимому, блондинки – красят свои коротко остриженные седины в цвета странных жёлтых оттенков, но эти тщетные попытки возвращения молодости не в состоянии обмануть даже простаков вроде меня. Европейские старушки, в отличие от мужей, более открыты для социальных контактов и охотно отмечают присутствие незнакомого американца, растягивая тонкие губы в искусственно дружелюбные улыбки.
Здесь же разместилась группа туристов, оживлённо болтающих по-испански. Крепко сбитые фигуры, лишённые талий. Узко посаженные на массивных головах глаза. Женщины с широкими плечами. Беседуют громко, ни в малой степени не заботясь о том, хочется окружающим слышать их беседу или нет. Вслушиваюсь в разговор – это колумбийцы. Насколько всё же более живыми кажутся мне южно-американцы по сравнению с европейцами их возраста!
А вот и русские. Бывших своих соотечественников я распознаю с лёту в любом уголке земного шара. Мужички в мятых пиджачках или в свитерах с аккуратно выложенными наверх воротничками, или в толстых свиной кожи куртках не по сезону, но все непременно – в итальянских туфлях. Розовые холки, поросшие белобрысой щетинкой, серая, нездорового цвета кожа лиц, порченые, прокуренные зубы. Специфическая жестикуляция – рубящие движения ладони и указательный палец, вытянутый в сторону собеседника, – несёт значительную смысловую нагрузку в беседе... У каждого по вновь приобретенной цифровой кинокамере (digital camcorders). Здравствуйте, товарищи!
И наконец евреи.
Здесь есть чем поживиться наблюдателю: жестоковыий народ включает типы, заслуживающие более резвого пера, чем моё.
Вот семейство ультра-ортодоксов из Нью-Йорка: пряди цициёт, свисающие с белых рубашек, выглядывают из-под благообразно-длинных чёрных пиджаков. Чёрные брюки, широкополые чёрные шляпы. Все стрижены под третий номер машинки, пейсы зачёсаны за уши. Глава клана – здоровенный двухсаженного роста, совершенно седой патриарх с белоснежной бородой, бочкообразным пузом и маленьким розовым, похожим на молодую картофелинку, носом. За ним следуют четверо молодых евреев – тощие, бледные молодые люди с горящими глазами зеалотов, с клочковатыми, бесформенными рыжими бородами. Следом за ними – более чем упитанный толстозадый подросток лет пятнадцати с кипой на голове, одетый в джинсы и свитер из синей джерси. Мать семейства – худенькая, невысокого росточка пожилая женщина закрывает процессию. Семейство тащит невероятное число чемоданчиков и картонных коробок – явно для подарков израильской родне – просмотревшись, я понимаю, что в коробках те же чёрные шляпы, как и на них самих. Интересно – это что, предмет дефицита в Израиле? Сложив чемоданы в кучу у стены, мужчины вынимают карманные издания Торы и цепочкой следуют из зала ожидания за патриархом, оставив мать семейства присматривать за багажом. Сквозь стекло стены я вижу, как в коридорчике они все открывают свои Книги, становятся лицом на восток и начинают молиться, раскачиваясь взад и вперёд, каждый в такт своему разговору с Богом.
Вот два худощавых счень высоких еврея, повидимому братья-близнецы в поношеных джинсах. Один в серой т-шортке с эмблемой университета Georgetown. У второго на топе реклама пива Красная Собака. Оба не переставая болтают в свои мобильники и громко, на весь зал ожидания хохочут. Но это не главное. Главное – смуглые лица, обрамлённые кольцами свободно падающих ниже лопаток чёрных волос и прямые носы на худощавых выразительных лицах делают их настолько похожими на средневековые изображения Христа и его апостолов, что на месте Мела Гибсона я бы наверняка нанял эту пару для создания следующей кинематографической выдумки на библейские темы.
Пожилая пара – муж и жена, лет за семьдесят. Сидят, держась за руки. От долгой совместной жизни они выглядят как однояйцевые близнецы: низкорослые квадратные фигуры, неулыбчивые лица. Кроме ручной клади у них с собой масса пластмассовых мешочков, в которые она время от времени заглядывает, как бы проверяя, всё ли на месте, после чего они опять берутся за руки и продолжают сидеть молча – ясно, что эта пара уже всё друг другу сказала.
Три девочки, сёстры, лет по четырнадцать-семнадцать, в длинных тёмных юбках, чёрных туфлях и светлых блузках с длинными рукавами летят без родителей. У них тонкие черты лица, белоснежная кожа с нежным румянцем, но без следа загара и близорукие глаза в узких пенснеобразных очках. Они тоже заняты чтением: стоя у кресел, на которых сложены их багажные сумочки, девчушки держат свои Торы почти вплотную к глазам и, слегка раскачиваясь, шепчут тексты. Внезапно старшая нечаянно роняет Книгу на пол. Она тут же нагибается и изо всех сил пытается дотянуться до Торы, лежащей под креслом. Из-за этих усилий, между блузкой и юбкой приоткрывается тонкая полоска белой кожи, и тут же обе её сестрички, заметив мой взгляд, бросаются натягивать материю блузки, пряча от меня то, что не должно быть видно посторонним и перешёптываются между собой. Достать Тору старшей не удаётся, тогда за работу берётся её младшая сестра, и теперь две других заботливо придерживают её одежду. Наконец успех: Книгу удаётся выудить из-под кресла. Младшая целует переплёт и передаёт Тору владелице. Старшая тоже целует переплёт Книги, и все трое возвращаются к своим раскачиваниям.
Боже мой! Это сиденье в залах ожидания тянется, как вечность...