ПРАГА – продолжение.
A танки идут по Вацлавской брусчатке, и наш бронепоезд стоит у ГрадчанБывают, наверное, в жизни любого человека «пророческие» моменты, когда ясно видишь, чему суждено случиться в ближайшем будущем, в то время как все вокруг уверены в противном. Припоминаю начало августа 1968 года. Это была замечательная пора «Пражской весны». Приехав в командировку в Москву, я отправился в один из вечеров к другу (назовём его условно Сашей), близкому к столичным диссидентским кругам. В его квартире меня встретила эйфорическая атмосфера молодого энтузиазма.
– Александр Галич, Баллада о чистых руках
– Что думают у вас в Киеве по поводу пражских событий? – первым делом спросил Саша, едва мы поздоровались.
– Разные люди думают по-разному. Что касается меня, я думаю, всю эту пражскую весну в ближайшее время приберут к ногтю.
– Ни в коем случае! Ты совершенно не понимаешь обстановки, – воскликнуло сразу несколько присутствовавших.
– Бьюсь об заклад, ОНИ не посмеют применить силу на глазах у всего мира, чехи стоят за социализм с человеческим лицом, – сказал Саша.
– Посмеют. ОНИ раздавят этот социализм, как яйцо, – сказал я, – потому что существует один единственно правильный социализм, ИХ социализм, и лицо у него волчье. Беда вашей компашки заключается в том, что хоть вы и рассуждаете всё время о том, что система насквозь прогнила и может полагаться лишь на грубую силу, на деле вы сами себе не верите. У НИХ нет выхода, ОНИ умеют только давить и ничего больше, потому ОНИ раздавят всю эту «весну» в ближайшее время...
21-го августа мне удалось дозвониться Саше лишь к вечеру. Я не стал напоминать ему о нашем споре. Мне было тошно, больно, стыдно за страну, где я жил. Косноязычный, бровастый монголоид и сопровождавшие его пыжиковые шапки послали орды своих орков в Чехословакию, в сердце центральной Европы, культуры которой они не понимали и никогда не могли бы понять, даже если бы захотели...
В этот приезд я фотографировал пражские мостовые, пытаясь представить себе, что должен был чувствовать молодой русский парень в августе 1968-го, видя, как гусеницы его танка дробят древнюю брусчатку чужого, прекрасного города.

Сегодня в Праге полным-полно русских туристов, многие из которых вряд ли в полной мере осознают, что произошло в августе 1968-го. Я безошибочно распознаю россиян даже на расстоянии. Что-то есть в них неуловимо знакомое, я не могу сформулировать, чем именно они выделяются в толпе других туристов. Может быть отсутствием улыбки, может «лица необщим выраженьем», повадкой – в английском языке для этого есть хорошее выражение: body language, как сказать это по-русски, я не знаю. Жители РФ предпочитают почему-то знакомиться с заграницами в составе туристских групп. Я сфотографировал две такие группы – одну у входа в Пражский Дворец, другую – перед Астрономическими Часами (мы с Тоней сидели там в кафешке, потягивая холодное пиво, в ожидании, когда начнут бить часы, когда громкий женский голос прямо за спиной заставил меня вздрогнуть от неожиданности: «Настя, пошли пирожки кушать, ещё двадцать минут до звонка!...»)


Но давайте лучше вернёмся к описанию Праги...
Перейдя через Карлув мост на левый берег Влтавы, попадаешь в Малостранске Наместе. На этой площади стоит католический храм Св. Николая – роскошное сооружение, построенное в реформистской Праге явно в расчёте поразить богатством воображение потенциальной паствы. Перед входом в храм расположен обелиск, основание коего украшают четыре ангела. Глядя на эти скульптуры, трудно отделаться от мысли, что давнее пристрастие католических священников к прислуживающим у алтаря мальчикам объясняется не только обетом безбрачия, но уходит корнями в искусство средневековья – трудно бедняге-попу удержаться и не огладить по ходу дела пухленькую попку эдакого ангелочка!...

Тема эта получила неожиданное развитие и в ультрамодерной скульптурной группе гигантских чёрных ползунков-мутантов, поселившихся в садике U Sovovyh Mlynu.

Вдоль берега Влтавы есть и другие постмодернистские скульптурные группы. Вот, к примеру, гигантский стул и банда жёлтых пингвинов, ставших в очередь за здравым смыслом на берегу острова Кампа:

Публика по большей части не обращает внимания на пингвинов: все деловито фотографируют скульптурные группы на Карлувом Мосту. Вообще на мосту ошиваются толпы народу, а поскольку половина моста перекрыта из-за ремонта, постарайтесь не повторять моей ошибки и не попадайте туда в час пик, когда народные массы пытаются пешком перебраться с одного берега на другой. Я сфотографировал только одну из скульптурных групп на Карлувом мосту – распятие с двумя женскими фигурами по бокам.

Вообще-то мне гораздо больше нравится фотографировать живых людей, чем статуи. Среди заинтересовавших меня в Праге фигур – уличный портретист:

... алкаш, устроившийся в тихом уголке, чтобы без помех выпить свой ланч. Незадолго до этого я видел, каким хитроумным способом он собирал мёд с туристов: парень не поленился стать на колени, распростёрши тело и положив голову ниц на скрещённые руки. Эта поза, выражение предельного ничтожества, submission, должна вызывать такой ужас у западного человека, что он рад кинуть парню монету покрупнее, пусть только, ради Бога, поскорее встанет с мостовой! Я хотел сфотографировать его лежащим, но Тоня сказала «Нет!»

... трио музыкантов возле Пражского Замка на Градчанах:

... троица молодых панков, проводящих досуг в только что размалёванном ими подъезде дома в Новом Месте. Эти поглядывают на меня настороженно – я начал доставать фотоаппарат ещё когда они расписывали стену – кто знает, чего можно ожидать от этих старичков с фотоаппаратами

... официантка в ресторане на Мостецкой

Прага - город влюбленных. Мой объектив успел выхватить две пары: одну на набережной Влтавы, вторую - в парке Вышеграда:


Ещё мне нравится фотографировать окна. Вот три пражских находки:



Надписи в незнакомых городах тоже достойны внимания: всегда можно выловить в словесном потоке лингвемы, забавно звучащие для твоего заморского уха:


Гуляя вдоль Влтавы, трудно не заметить необычное здание, которое, наверное, гораздо лучше чувствовало бы себя в Барселоне, чем в Праге, – Танцующий Дом (его также называют “Fred and Ginger” – в честь знаменитой американской танцевальной пары, Фреда Эстера и Джинджер Роджерс). Танцующий Дом был построен в 1996 году. Весёленький такой получился постмодернизм, пражане им очень гордятся. Рекомендую приезжим не отказать себе в удовольствии съесть ланч в ресторане на крыше Танцующего Дома.

Если уж речь зашла о ресторанах, не могу не упомянуть одного весьма примечательного заведения под названием "U Fleku". Если глядеть с улицы на невыразительный двухэтажный фасад Флека, трудно представить себе, что за его стенами скрыватся огромная пивная, со своей пивоварней, многочисленными залами и пивным садом. Этому заведению больше пятисот лет, в нём могут одновременно обслужить до 1200 человек.

Сюда лучше всего приходить вечером, когда начинается настоящее веселье. Вы проходите через главный пивной зал и попадаете в первый дворик ресторана, за которым располагаются столы и скамьи Пивного Сада.

Как только ты уселся на скамью, появляется официант и, не задавая лишних вопросов, ставит перед тобой здоровенную кружку отличного чёрного пенистого пива. Это единственный сорт пива, который здесь варят полтысячелетия. Поэтому ни к чему спрашивать у посетителя, зачем он пришёл: сюда приходят пить чёрное пиво. Еду тоже можно заказать, но не ожидайте деликатесов. Еда простая, грубая, наверное, та же самая, какую подавали У Флека пятьсот лет назад: гуляш, свиная отбивная с тушёной капустой, ромштекс, ну, в общем, вы поняли. Большинство посетителей приходит только за пивом.
Так выглядела моя женщина, принимаясь за третью кружку:

Вечерами у Флека публику развлекают разнообразные музыкальные таланты, сильно напоминающие оживших героев чапековского «Швейка». Музыкальное меню столь же неприхотливо, как и кухонное. Вот товарищ наяривает на аккордеоне мелодию, известную многим как «Нах остен шпацирен цвай дойче оффицирен» (в далёком киевском детстве это было «По блату, по блату дала сестричка брату»)

У этого дуэта, выступающего в симпатичных швейковских шапочках, программа примерно того же стиля:

Здесь не встретишь русских (мне во всяком случае не повезло), зато к Флеку валом валят привлечённые дешёвым хмельным пивом немцы. Приняв на плечо достаточное количество напитка, они зазывают к своим столам музыкантов и начинают горланить немецкие песни, дружно раскачиваясь из стороны в сторону и выплёскивая на столы пивную пену. Я попытался сфотографировать это восхитительное действо, но в Пивном Саду было темновато, и моя мыльница смазала фигуры раскачивавшихся

Порекомендую ещё один хороший и недорогой французский ресторан неподалеку от Оперного Театра (Narodne Divadlo). Называется он ”Universal”. В баре этого ресторана посетителя встречает висящая на стене голова слона в шляпе (надо полагать, чешский вариант коня в пальто...)

Вообще чехам свойственно тонкое чувство юмора, того рода, какой у нас называют tongue-in-cheek. Моё внимание привлекла афишная будка с плакатом, приглашающим честную публику в Музей Коммунизма. Я подумал: экая жалость, что в России вовремя не построили такого музея!

Или вот: фигура, встречающая посетителей художественной галлереи в Новом Месте:

А этот мужественный всадник украшает зал шопинг-центра в районе Венцеславской Площади:

Расскажу ещё вкратце о Вышеграде, расположенном на южной границе Нового Места. Эта часть города связана с мифами, легендами и действительно имевшими место событиями. Вышеград занимает важное место в национальном самосознании чехов.
Мы с Тоней попали туда в пасмурный, холодный день 6 мая. Долго подымались по серпантину лестниц со стороны Влтавы, наконец выперлись высоко на гору. За крепостной стеной виднелись башни костёла. Здесь царит тишина – шум города остался далеко внизу.

Внутри стен Вышеграда, в парке, расположен храм Св. Петра и Св. Павла, часовни, фортификационные сооружения, казематы, развалины старых сооружений римских ещё времён. У стен храма находится Национальное Кладбище, где похоронены выдающиеся люди страны.
Храм Петра и Павла – монументальное здание, перестроенное в 19 веке из костёла более старой постройки.

Мне понравилась архитектурная деталь часовни, изображающая мать императора Карла IV

Cо смотровых площадок – обзор 270 градусов – открываются восхитительные виды на Влтаву и лежащий внизу город.

На следующем снимке – «Леопольдова Брана», построенная в 17-ом веке, – одни из четырёх сохранившихся в Праге городских ворот

А здесь – мой учёный гид, читающий об истории Вышеграда под романской ротондой.

Моё внимание привлекло графити, накаляканное на одном из арочных проёмов крепостной стены. Послание типа «здесь был Вася», выписанное корявым английским, исчерпывающе характеризовало автора: «В любом другом месте, даже в других мирах я все равно буду мазер-факером»...

На кладбище возле одной из могил собралась дети, которым учительница долго рассказывала что-то о похороненном там человеке. Когда детишки, положив розу на могильный камень, ушли, я подошёл посмотреть, кто там похоронен. Это была могила Милады Хораковой.

Милада родилась и выросла в Праге и вскоре после окончания в 1926 году юридического факультета Карлова Университета вступила в Чехословацкую национал-социалистическую партию. Не стоит морщить нос при словосочетании «национал-социалистический»: чехословацкие национал-социалисты враждебно относились к нацизму и его идеологии. После того, как в 1939 году гитлеровская Германия оккупировала Чехословакию, Милада вступила в ряды подпольного сопротивления. В 1940-ом её арестовало гестапо. Милада была приговорена к смерти, но потом приговор заменили на пожизненное заключение. Её отправили в концентрационный лагерь Терезин, потом бросали по разным тюрьмам Германии. В 1945 году Милада вернулась в Чехословакию и была избрана в Члены Парламента от своей партии. В феврале 1948 году, после коммунистического переворота, организованного органами безопасности, Милада демонстративно вышла из состава Парламента. Друзья убеждали её уехать за рубеж, но она не хотела покидать Чехословакию и не скрывала своей политической активности. 27 сентября 1949 года Милада была арестована. Ей было предъявлено обвинение в заговоре против государства с целью свержения коммунистического режима. Арестовав множество невинных людей, StB (чешская гебня) использовала пытки, добиваясь признания в измене и заговоре от взятых по делу Милады «заговорщиков». Показательный судебный процесс над Миладой и двенадцатью её подельниками начался 31 мая 1950 года. Всё шло по известному советскому сценарию – к охоте за ведьмами были подключены государственные газеты, радиовещание, процесс курировали прибывшие в Прагу представители советских «органов». Хоракова отказалась от назначенного ей адвоката и сама вела свою защиту, бесстрашно отстаивая идеалы свободы и права и отказываясь «облегчить свою участь чистосердечным признанием». В июне 1950 года Милада и трое её подельников были осуждены к смертной казни. Видные представители мировой общественности (в их числе Альберт Эйнштейн, Уинстон Черчилль, Элеанор Рузвельт) обратились с петицией к правительству Чехословакии, требуя отменить смертный приговор. Несмотря на это, приговор был утверждён. 27 июня 1950 года Милада Хоракова была повешена в пражской тюрьме Панкрац. Ей было тогда 48 лет... В 1968 году, с приходом пражской весны, были сделаны попытки посмертной реабилитации, но после оккупации совком Чехословакии этим надеждам не суждено было осуществиться. После развала в 1989 году Империи Зла Президент Вацлав Хавел объявил о реабилитации Милады Хораковой и о награждении её высшим государственным орденом страны. Одна из главных магистралей Праги названа именем патриотки.
Продолжение следует
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →