Ты был рождён из ветра и полыни,
Где редкий лишь терновый куст
Способен выжить. Жалок, пуст
Был первый мир твоей пустыни.
Потом изгнание. Булыжник мостовых
В аллеях узких, где правители Гренады
Тебя терпели до поры, “пока вы гады
Не стали замышлять восстанье против них”.
Ты на осле всю ночь тащился до зари,
В узле – бельё на смену, “Кузари”,
А впереди лишь стража Альмохады.
Мир третий. На плече огромный жёлтый круг.
Тошнотный дым костров в лощине у дороги.
Земля германская. Сочатся кровью ноги.
Ворота гетто. Новый дом, мой друг.
Что мне с тобою делать? Я тебя
Наказывал. Ты мне не подчинялся,
Упрямился, не верил, сомневался.
Иди. И я с тобой - тебя любя.
Очнулся в Киеве. Тошнота с перепою.
Диван облёваный, ободраный и липкий.
Ты убеждён, что это по ошибке –
В кармане паспорт с пятою графою.
Как все вокруг: сначала, в пионерах,
Хотел пожарным быть и генералом.
Потом подрос – хотел быть добрым малым –
И быть как все.
Какая к чёрту вера!
Потом хотел учиться в институте,
Работать с девяти и до пяти...
А тут – Дом Яакова, вам пора идти.
Да что же это делается, люди!
Тебе назначено судьбой идти вперёд
Сквозь холод ночи и мираж дрожащий зноя.
Ты не войдёшь туда. Стоящий пред тобою
Войдёт. А ты грузи узлы на самолёт.
И синим майским вечером ты прибыл
В Калифорнийскую республику. Заботы,
Устройство быта, поиски работы . . .
- А если б выбирать, то кем бы ты был?
За бесконечной неуёмной суетою,
Вдруг память сердца – каменистая пустыня –
Тебя по имени зовёт . . .
Откуда это имя?
Зовёт вернуться.
Чтобы стать самим собою?