ШЕКСПИР, СОНЕТ 73

СОНЕТ 73

Во мне ты видишь осень наших душ:
Трепещет редкий листик на кустах,
И на холмах, как дрожь грядущих стуж,
Не птичьи стаи ныне, только страх.

Я для тебя – как уходящих дней
Последний предзакатный солнца луч,
А дальше тьма ночная, и за ней
Завеса смерти кромкой чёрных туч.

Я для тебя остывший жар огня,
Покрытый пеплом облетевших лет,
Здесь, на пороге смерти, для меня
Раздуть былой огонь – надежды нет,

Так видишь ты. Но тем любовь сильней,
Чем меньше для неё осталось дней.


SHAKESPEARE, SONNET 73

That time of year thou mayst in me behold
When yellow leaves, or none, or few, do hang
Upon those boughs which shake against the cold,
Bare ruin'd choirs, where late the sweet birds sang.

In me thou seest the twilight of such day
As after sunset fadeth in the west,
Which by and by black night doth take away,
Death's second self, that seals up all in rest.

In me thou see'st the glowing of such fire
That on the ashes of his youth doth lie,
As the death-bed whereon it must expire
Consumed with that which it was nourish'd by.

This thou perceivest, which makes thy love more strong,
To love that well which thou must leave ere long.

Перевод С. Ильина, опубликованный в брокгаузовском собрании сочинений Шекспира под редакцией С. А. Венгерова (1902-1904):

                Во мне ты видишь, друг, то время года,
                Когда рвет ветер желтый лист ветвей,
                Когда уныло стонет, непогода,
                Где прежде пел так сладко соловей.
                Во мне, мой друг, ты видишь свет прощальный
                На западе погаснувшего дня.
                Тот свет - предвестник полночи печальной,
                Угрюмой смерти близкая родня.
                Во мне огня ты видишь угасанье...
                Он умереть не хочет под золой,
                Но вырваться смешны его старанья.
                Его задушит пепла мертвый слой.
                Во мне ты это видишь, и разлуку
                Предчувствуешь, и крепче жмешь мне руку... {*}

Перевод Маршака:

                То время года видишь ты во мне,
                Когда один-другой багряный лист
                От холода трепещет в вышине -
                На хорах, где умолк веселый свист.

                Во мне ты видишь тот вечерний час,
                Когда поблек на западе закат
                И купол неба, отнятый у нас,
                Подобьем смерти - сумраком объят.

                Во мне ты видишь блеск того огня,
                Который гаснет в пепле прошлых дней,
                И то, что жизнью было для меня,
                Могилою становится моей.

                Ты видишь все. Но близостью конца
                Теснее наши связаны сердца!

И перевод Пастернака, опубликованный на несколько лет ранее маршаковского:

                То время года видишь ты во мне,
                Когда из листьев редко где какой,
                Дрожа, желтеет в листьев голизне,
                А птичий свист везде сменил покой.
                Во мне ты видишь бледный край небес,
                Где от заката памятка одна,
                И, постепенно взявши перевес,
                Их опечатывает темнота.
                Во мне ты видишь то сгоранье пня,
                Когда зола, что пламенем была,
                Становится могилою огня,
                А то, что грело, изошло дотла.
                И, это видя, помни: нет цены
                Свиданьям, дни которых сочтены.

"Маршак приблизил к нашему времени сонеты Шекспира, он сделал их частью
поэтической казны, которой владеют русские люди XX века. Прежде пьесы
Шекспира, как бы слабо или неверно их ни переводили, пробивали себе путь на
сцену, к умам и сердцам зрителей русских театров, - сила трагических
характеров, мощь авторской мысли и живописность образов преодолевали заслон
из приблизительных, а порой и фальшивых слов. Лирическая поэзия слишком
тесно связана со звучанием слова, чтобы она могла отстоять себя вопреки
дурным переводам. Сонетов Шекспира в русской литературе до Маршака не было,
хотя их часто и много переводили.