disturbedМОЛОДОСТЬ В НЬЮ-ОРЛЕАНЕ
ЧЁРНЫЕ ДРОЗДЫ РЕЗКИ СЕГОДНЯ
МОЛОДОСТЬ В НЬЮ-ОРЛЕАНЕ
когда голодаешь там, сидишь за стойкою бара,
или часами шатаешься
по улицам,
свет луны всегда выглядит подделкой,
может подделка и есть.
я смотрел на процессию лошадей и повозок
во Французском Квартале,
на людей, сидевших высоко в открытых каретах,
на чёрных кучеров,
на восседавших сзади мужчину и женщину,
как правило, белых.
сам я тоже всегда был белым,
не слишком очарованным
миром.
Нью-Орлеан – прекрасное место
чтобы спрятаться.
я мог бы проссать здесь всю жизнь,
никем не обижен,
за исключением крыс.
крысы не соглашались делить
тёмный крохотный номер
с пришельцем.
они были громадны, бесстрашны
и глядели в глаза
немигающим взглядом,
говорившим
о смерти.
до женщин мне не было дела.
я был для них
чем-то бесправным.
там была одна официантка
немного постарше меня
она слегка улыбалась
и медлила,
когда приносила мой
кофе.
это было
вполне то, что надо,
мне было достаточно.
было однако нечто такое
в том городе,
что не грузило меня ощущеньем вины,
я не нуждался в вещах
необходимых другим.
город просто меня не тревожил.
сидя в темноте
на постели,
слушая звуки улицы
за окном,
подымая бутылку
дешёвого винного пойла,
я позволял теплоте
виноградного сока
войти
в меня,
а крысы шуршали,
пробираясь
по крысиным делам,
я предпочитал
людям
крыс.
быть потерянным,
даже безумным
вовсе не так уж и плохо
если тебя
при этом
не беспокоят.
Нью-Орлеан
был в порядке,
здесь никто не называл
моё имя.
ни телефона,
ни автомобиля,
ни работы,
ни
ничего.
я и крысы
и моя
молодость.
только раз в жизни,
только тогда
я знал,
что даже
из ничего
может выйти
праздник чего-то,
не для того
чтобы делать,
а только
чтоб знать.
YOUNG IN NEW ORLEANS
by Charles Bukowski
starving there, sitting around the bars,
and at night walking the streets for
hours,
the moonlight always seemed fake
to me, maybe it was,
and in the French Quarter I watched
the horses and buggies going by,
everybody sitting high in the open
carriages, the black driver, and in
back the man and the woman,
usually young and always white.
and I was always white.
and hardly charmed by the
world.
New Orleans was a place to
hide.
I could piss away my life,
unmolested.
except for the rats.
the rats in my dark small room
very much resented sharing it
with me.
they were large and fearless
and stared at me with eyes
that spoke
an unblinking
death.
women were beyond me.
they saw something
depraved.
there was one waitress
a little older than
I, she rather smiled,
lingered when she
brought my
coffee.
that was plenty for
me, that was
enough.
there was something about
that city, though
it didn't let me feel guilty
that I had no feeling for the
things so many others
needed.
it let me alone.
sitting up in my bed
the llights out,
hearing the outside
sounds,
lifting my cheap
bottle of wine,
letting the warmth of
the grape
enter
me
as I heard the rats
moving about the
room,
I preferred them
to
humans.
being lost,
being crazy maybe
is not so bad
if you can be
that way
undisturbed.
New Orleans gave me
that.
nobody ever called
my name.
no telephone,
no car,
no job,
no
anything.
me and the
rats
and my youth,
one time,
that time
I knew
even through the
nothingness,
it was a
celebration
of something not to
do
but only
know.
ЧЁРНЫЕ ДРОЗДЫ РЕЗКИ СЕГОДНЯ
одинок, словно заброшенная сухая оранжерея,
раскинувшаяся на земле,
сдаваясь любому,
подстрелен, как бывший боксёр,
на углу продававший газеты,
обуреваем слезами
на манер получившей расчёт
престарелой хористки,
нуждаясь в платочке,
кланяюсь вам, ваше сиятельство,
дрозды резки сегодня,
как вросшие в пальцы ног
ногти
в ночной
каталажке.
вино, вино, обжалуй вину!
– дрозды бегают вокруг
и летают
скрипя о костях
по-испански.
повсюду
одно лишь нигде –
твой сон так же плосок,
как сухая лепёшка или спустившая шина:
почему мы топаем дальше,
когда в умах и карманах
нет ничего
кроме пыли,
как у неудачника-парня
по окончании школы.
скажите мне
вы, которые были героями
в какой-то из революций
вы, кто учит детей,
вы, пьющие неторопливо
владельцы особняков,
вы, разгуливающие по садам,
вы, убившие человека,
владеющие красивой женой,
вы мне скажите,
почему я горю изнутри,
как охапка сухого мусора.
несомненно, мы можем обмениваться
корреспонденцией по этим вопросам.
почтальон будет занят работой.
а бабочки и муравьи и мосты и кладбища
и те, кто делают ракеты,
и собаки и автомеханики
будут всё равно
ещё какое-то время
продолжать своё дело,
пока не кончатся марки
и/или наши идеи.
ничего не стесняйтесь.
я полагаю, сам Бог
так всё и задумал –
совсем как
дверные замки.
THE BLACKBIRDS ARE ROUGH TODAY
by Charles Bukowski
lonely as a dry and used orchard
spread over the earth
for use and surrender.
shot down like an ex-pug selling
dailies on the corner.
taken by tears like
an aging chorus girl
who has gotten her last check.
a hanky is in order your lord your
worship.
the blackbirds are rough today
like
ingrown toenails
in an overnight
jail---
wine wine whine,
the blackbirds run around and
fly around
harping about
Spanish melodies and bones.
and everywhere is
nowhere---
the dream is as bad as
flapjacks and flat tires:
why do we go on
with our minds and
pockets full of
dust
like a bad boy just out of
school---
you tell
me,
you who were a hero in some
revolution
you who teach children
you who drink with calmness
you who own large homes
and walk in gardens
you who have killed a man and own a
beautiful wife
you tell me
why I am on fire like old dry
garbage.
we might surely have some interesting
correspondence.
it will keep the mailman busy.
and the butterflies and ants and bridges and
cemeteries
the rocket-makers and dogs and garage mechanics
will still go on a
while
until we run out of stamps
and/or
ideas.
don't be ashamed of
anything; I guess God meant it all
like
locks on
doors.