sleeplessЯ знаю, сейчас прочтут и станут ругаться,
скажут, небось, всё, Кальмейер на старости лет совсем того... и пальцем покрутят у виска...
А мне забава. Дело в том, что я сейчас вплотную занялся знакомством с поколением поэтов-битников, а там таааакииие яркие люди!... Ну, в общем, как хотите.
Peter Orlovsky (born July 8, 1933 on the Lower East Side, New York City) более всего известен как любовник Аллена Гинсберга, его сожитель и компаньон на протяжение почти тридцати лет - с пятидесятых до семидесятых годов прошлого века. Менее известно, что он также писал стихи, печатавшиеся в различных журналах и антологиях. Знакомство с этим персонажем даёт возможность лучше представить себе личность (мне самому мало симпатичную) Аллена Гинсберга.
Читая написанные Орловским тексты, приходится призывать на помощь воображение - он никогда так и не научился грамотно писать по-английски.
Его краткая автобиографическая справка написана игриво-капризным, придурошно-кокетливым стилем, который, повидимому, особо привлекал к нему Гинсберга:
"Моя биография родилась в июле 1933-го. Рос с грязными ногами и смеялся. Ненавижу пыль, потому ковыряюсь в носу. В школе были одни неприятности: всегда задумавшись, в мечтах, грустен, с таинственными проблемами. Бросил школу на последнем году и затерялся, работая в госпитале для душевнобольных, в отделении для дебильных стариков. Люблю крендели, и я больше не запоминаю снов. Кто-нибудь, пожалуйста, купите мне гору с пещерой наверху. Я больше не разговариваю. Хотел быть фермером, пошёл для этого в школу и работал тяжело, тяжело, я вам говорю, очень тяжело, вы бы удивились. Занимался подниманием тяжестей на автобусных остановках. Приходится ценить пережаренный бекон, спасибо мамаше. Слишком подолгу смотрю на свои ноги и нуждаюсь в не полагающихся мне параноидальных внезапных облаках. Наслаждаюсь мытьём полов и чисткой кошачьей рвоты. Люблю плавки. Мне нужна для развлечений луна. Начинаю получать удовольствие от умственной пустоты, особенно в ванне. Этим летом мне пришлись по вкусу мухи, щекочущие лапками нос и лицо. Я требую, чтобы в магазинах продавали мочу, это помогло бы людям лучше познать друг друга. Мой индекс интеллектуального развития в школе - 90, но теперь мой специализированный индекс исчисляется в тысячах".
- Питер Орловский,
from The New American Poetry 1945-1960
copyright © 1960 by Donald M. Allen
Превозмогая смех, временами переходящий в икоту, я перевёл с «английского» одно из стихотворений Орловского, исключительно ради того, чтобы дать вам возможность познакомиться с этим малоизвестным феноменом русско-американской культуры.
ПЕРВЫЙ СТИХ
Радуга приходит, изливаясь в моё окно, бьёт меня током.
Песни рвутся из моей груди, мой плач прекращается,
таинство наполняет воздух.
Я ищу свои башмаки под кроватью.
Толстая чёрная женщина становится моей матерью.
У меня ещё нет вставной челюсти. Внезапно десять детей сидят у меня на коленях.
Я зарастаю бородой за один день.
Я выпиваю целую бутылку вина, закрывши глаза.
Я рисую на бумаге и снова чувствую себя двумя. Я хочу, чтобы все
говорили со мной.
Я вываливаю мусор на стол.
Я приглашаю тысячи бутылок к себе в комнату, я называю их июньскими жуками.
Я пользуюсь печатной машинкой в качестве подушки.
Ложка прямо перед моими глазами становится вилкой.
Бродяги отдают мне все свои деньги.
Всё, что мне нужно до конца жизни - это зеркало.
Первые пять лет своей жизни я жил на куриных супах, мне недоставало бекона.
Мать показывала мне ночами своё лицо колдуньи и рассказывала сказки
про Синюю Бороду.
Мои сны подымали меня с кровати.
Мне снилось, что я запрыгнул в дуло нагана, чтоб там воевать против пули.
Я встретился с Кафкой, и он перепрыгнул через дом, чтоб сбежать от меня.
Моё тело превратилось вдруг в сахар, высыпалось в чай и нашло там
смысл жизни.
Всё что мне было нужно теперь - это чернила, чтобы сделаться чёрным.
Я шёл по улице в поисках глаз, которые бы ласкали моё лицо.
Я пел в лифте, веря, что возношусь к небесам.
Я вышел на 86-ом этаже и отправился по коридору в поисках свежих ляжек.
Мои извержения оставляют серебрянные доллары на простынях постели.
Я гляжу в окно и никого не вижу, я спускаюсь на улицу, смотрю вверх
на моё окно, и тоже никого не вижу.
Так что я завожу разговор с пожарным гидрантом, спрашивая: "У тебя
большие слёзы, чем у меня?"
Когда поблизости нет никого, я писаю где попало.
Мои рога Гавриила, мои рога Гавриила: разверни-ка мне радость,
моё гей празднество!
Ну вот, чем не Поэт!
Даааа... поэтический талант не передаётся между любовниками, невзирая на пол (в смысле gender).
“В этом парне нет ничего английского - чистый американец", - как-то сказал об Орловском William Carlos Williams. Он явно сказал это потому, что никогда, никогда не читал Стихи.ру!... ;)))))
в оригинале сохранено правописание автора:
FRIST POEM
by Peter Orlovsky
A rainbow comes pouring into my window, I am electrified.
Songs burst from my breast, all my crying stops, mistory fills
the air.
I look for my shues under my bed.
A fat colored woman becomes my mother.
I have no false teeth yet. Suddenly ten children sit on my lap.
I grow a beard in one day.
I drink a hole bottle of wine with my eyes shut.
I draw on paper and I feel I am two again. I want everybody to
talk to me.
I empty the garbage on the tabol.
I invite thousands of bottles into my room, June bugs I call them.
I use the typewritter as my pillow.
A spoon becomes a fork before my eyes.
Bums give all their money to me.
All I need is a mirror for the rest of my life.
My frist five years I lived in chicken coups with not enough
bacon.
My mother showed her witch face in the night and told stories of
blue beards.
My dreams lifted me right out of my bed.
I dreamt I jumped into the nozzle of a gun to fight it out with a
bullet.
I met Kafka and he jumped over a building to get away from me.
My body turned into sugar, poured into tea I found the meaning
of life
All I needed was ink to be a black boy.
I walk on the street looking for eyes that will caress my face.
I sang in the elevators believing I was going to heaven.
I got off at the 86th floor, walked down the corridor looking for
fresh butts.
My comes turns into a silver dollar on the bed.
I look out the window and see nobody, I go down to the street,
look up at my window and see nobody.
So I talk to the fire hydrant, asking "Do you have bigger tears
then I do?"
Nobody around, I piss anywhere.
My Gabriel horns, my Gabriel horns: unfold the cheerfulies,
my gay jubilation.
From Clean Asshole Poems & Smiling Vegetable Songs, Pocket Poets Series #37, City Lights Books ©1978.