"All actual life is encounter".
- Martin Buber, I and You, 1923
Дорога впереди была совершенно пуста, так же как и дорога в зеркале заднего вида. Солнце в зените распространяло фантастическое оранжевое свечение, в глазах плыли чёрные точки, и это было единственное, что двигалось в застывшем пространстве пустыни.
Ал повернул голову. Вики спала на заднем сиденье – она спала беспробудно почти с тех пор, как они, миновав индейское казино, лавку и автомастерскую Buds Tires, покинули Рино и выехали на пятидесятую дорогу. “Смотри, какой смешной знак”, – сказала она в самом начале, у поворота с девяносто пятого, указывая на потёртый дорожный шит, гласивший “Самая одинокая дорога Америки”. Чуть подальше у зачуханной бензоколонки красовалась самодельная надпись “Следующая заправка через 250 миль”. Спуск от озера Тахо на равнинное плато Невады был последним развлечением в этой поездке. Ниже четырёх тысяч футов исчезли все деревья, и с тех пор вот уже три часа только похрапывание жены доказывало, что Ал был не единственным живым существом во вселенной. Вдоль этой дороги не было ни домов, ни обычных лавок с напитками и порнографическими открытками, ни площадок для отдыха водителей-дальнобойщиков, вообще ничего кроме редких остатков заборов, когда-то отделявших один от другого несуществующие больше наделы земли.
Это Вики придумала ехать в Солт-Лэйк Сити по пятидесятой дороге. Как все нормальные люди, Ал хотел ехать по восьмидесятому фривэю, но она сказала, что по карте так выходит короче, и к тому же на пятидесятом наверняка не будет транспортных заторов. Вот так всегда – она придумает какую-нибудь нелепость и умывает руки, а ему отдуваться в одиночку. Два крохотных занюханных городишки, Фаллон и Остин, расположенные на старой, времён первых поселенцев, дороге “Пони Экспресс”, шедшей параллельно пятидесятому хайвэю, промелькнули и остались позади, и теперь вокруг не было ничего кроме дрожащих в мареве гор на горизонте.
Один раз он оживился, когда впереди, рядом с шоссе, появился контур какого-то здания. Ал обрадовался. Подъехав поближе, он остановил машину и вылез размять ноги и поглядеть, что это такое. Двери и окна серого двухэтажного особняка были заколочены досками, на ограде висела ржавая цепь, и только по выцветшей надписи Bunny Ranch над входом можно было догадаться, что когда-то здесь был дом весёлых услуг, с девочками, давным-давно убравшимися вслед за своими спившимися с круга клиентами. Вылив на голову полбутылки воды, чтобы освежиться, он влез обратно в машину и сделал ещё одну попытку разбудить жену:
– Послушай, Вики, ты не хочешь часок повести машину? Я что-то устал.
– Нет, не хочу, – спросонья пробормотала Вики, – это была твоя идея – выезжать в такую рань, я совсем не выспалась, дай мне покой. Я тебя сменю вечером.
Они выехали из Сан-Франциско ранним утром, и Ал уже восемь часов был за рулём. Радио не принимало никаких станций. На прямой дороге мотор гудел ровно, временами мозг вообще отфильтровывал этот звук, и тогда казалось, что вокруг царит непроницаемая ватная тишина. Ал приоткрыл своё стекло, чтобы рвущийся в окно ветер не давал ему заснуть.
Ещё через час он почувствовал, что сознание временами отключается кто знает на сколько, и тогда он ведёт машину вообще во сне. Ал попробовал напевать, но безмолвие пустыни поглощало нелепые звуки, вырывавшиеся из его горла.
Внезапно ему показалось, что впереди что-то ползёт по дорожной полосе. "Змея! – мелькнуло в мозгу, – нельзя давить..." Ал одновременно ударил по тормозу и крутнул руль влево. В то же мгновение он сообразил, что при скорости в 75 миль в час этого не следовало делать, но было уже поздно. Автомобиль резко крутнуло, пронесло юзом по растрескавшемуся асфальту дорожного полотна, вывернуло на левую обочину, и в облаке пыли Ал перестал видеть, что было дальше. Жёсткий удар, потом другой и третий. Его швырнуло на руль, потом, как куклу, бросило на сиденье справа, и автомобиль остановился, наклонившись набок. В открытое окно медленно ползло удушающее облако горькой сухой пыли. С заднего сиденья раздался стон Вики:
– Что произошло!?
– Боюсь, мы свалились в кювет. Ты в порядке?
– У меня что-то с рукой. И кровь.
– Сейчас я тебе помогу.
– Очень больно, давай скорее!
– Потерпи минутку.
Он попробовал открыть свою дверцу, но она не поддавалась. Преодолевая боль в груди, он с трудом перелез на правое сиденье и выбрался наружу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что его дверь заклинило здоровенной булыгой. Оба правых колеса были разорваны в клочья. Других наружных повреждений не было видно. Открыв заднюю дверцу, Ал помог стонущей Вики выбраться на дорогу.
– По-моему, ничего особенно страшного, – попробовал он утешить жену, – есть ссадины, но открытых переломов не видно. Ты, наверное, просто сильно ушиблась. Сейчас я промою водой и перевяжу тебе руку.
– Какого дьявола надо было так мчаться, чтобы слететь с дороги!?
– Я виноват. Мозг занемел от этой дороги, и я не рассчитал манёвра.
– Что мы будем теперь делать? Здесь можно полсуток ждать, пока кто-нибудь покажется на шоссе.
– Сейчас посмотрю по карте, где мы находимся, и подумаю, что делать дальше.
Усадив жену на придорожный камень, Ал развернул карту Невады. Где-то в десяти-пятнадцати милях на восток должен быть расположен городишко Юрика.* Правда, и десять миль по пустыне – это немало. Но сидеть здесь, ожидая неизвестно чего, тоже не годится.
– Я пройду милю вперёд до вон того холма, – после раздумья сказал Ал, – оттуда должно быть лучше видно, погляжу, что там есть.
– Давай поскорее, туда и обратно, я не хочу сидеть здесь одна.
Быстро идти Ал не мог: тянущая боль в рёбрах опоясывала грудь, в глазах прыгали солнечные зайчики – тёмные очки, видно, слетели при ударе, но не возвращаться же за ними обратно к машине. Напрасно он не взял с собой бутылку с водой. В этой серой пустыне легко недооценить, насколько сильно печёт солнце.
Добравшись до вершины холма, Ал увидел на горизонте какие-то сараи. Слава богу, хоть с этим повезло! Там должны быть люди, телефон. Всё равно, придётся вернуться, предупредить Вики, чтобы сидела в автомобиле и ждала. Вода и бутерброды у неё есть, перекантуется, пока он вызовет кого-нибудь помочь с автомобилем...
Бензоколонка. Лавка, торгующая сушёной говядиной, консервированной содовой и солнцезащитными очками. Дюжина одноэтажных сарайчиков под горделивой вывеской "Мотель, Игровые автоматы". Два заброшенных трейлера. Кафешка с телефоном. Гараж. Никогда в жизни Ал так не радовался человеческому жилью.
Через полчаса всё было устроено. Хмурый автомеханик отбуксировал их автомобиль в гараж, поднял на домкрат, долго колдовал под днищем и наконец сообщил, что завтра к ланчу всё будет тип-топ. Потом из госпиталя в Юрике приехал медицинский пикап, санитар забрал Вики на обследование, “на всякий случай”, сказал, чтобы Ал приехал за ней завтра, когда машина будет готова. И он остался один в неказистой мотельной комнатушке – время расслабиться, зализать дорожные раны.
Солнце садится быстро в пустыне. Когда длинные тени от столбов протянулись к окну номера, Ал, вповалку лежавший в одежде на кровати, очнулся от полудрёмы и почувствовал, что голоден.
Машинка в углу полутёмного кафе наигрывала Keep on rockin’ me, baby. У бара не было никого кроме копошившейся за стойкой худощавой женщины лет сорока, с завязанным на затылке пучком золотистых волос. Меню впечатляло лаконизмом. Хот-догз, омлет, капустный салат и кофе. Ал заказал омлет, кофе, и уставился в закатное окно. Через пять минут перед ним возникла тарелка с дымящимся омлетом, сосиской и капустным гарниром. Ал поднял глаза. Женщина сидела напротив со стаканом скотча, и двигала к нему такой же стакан.
– Я подумала, тебе после пережитых неприятностей неплохо выпить чего покрепче, но ты не волнуйся, кофе я тебе тоже потом принесу, – сказала она, – Как тебя зовут?
– Ал.
– Как Ал Капоне?
– Нет, как Ал Банди.**
– А меня зовут Натали.
– Ты местная, Натали?
– Нет, я из Филадельфии.
– Далеко тебя, однако, занесло от дому.
– Не близко. Муж был здешний, из Карлина, купил этот мотель после того, как мы поженились. После его смерти я вот сама тут управляюсь.
– Не скучно тебе здесь?
– Ты ешь, ешь, а то остынет. Сейчас пойду кофе свежий заварю.
Она ещё трижды подливала скотч в его стакан. Ал чувствовал, что от обильной еды и алкоголя его развезло, зрение сузилось до узкого туннеля, в конце которого светились золотом волосы Натали, а голос её звучал издалека. Ал встал, чтобы пройти в туалет. От резкого движения грудь опять перехватило обручем боли, и он, неожиданно для самого себя, застонал, схватившись за рёбра.
– Погоди, не дёргайся, – раздался над ухом голос Натали, – я тебе помогу.
– Не надо, мне нужно пройти в туалет.
– Сейчас, я тебя сведу в номер, там сразу и в постель ляжешь.
– Вон на столе деньги, спасибо за ужин и за беседу.
– Ладно с деньгами-то, держись за моё плечо, через полминуты будешь у себя в постели.
Навеселе и плохо соображая от внезапных схваток боли, под руку с Натали, Ал добрался, наконец, до своего номера. Она сдёрнула покрывало с кровати, помогла ему лечь, и Ал почувствовал, что Натали возится с его брюками. Он протянул к ней руку и прошептал:
– Не надо, я сам.
– Лежи. Я сейчас посмотрю, что там у тебя с рёбрами случилось.
В голове звенело. Ал, прикрыв глаза, ощущал на своём теле быстрые пальцы женщины, и странно было, как под этими пальцами уходила, затихала боль. Потом в номере погас свет, Ал почувствовал, как к нему придвинулось тёплое тело, её ноги обвились вокруг его ног, на плече вдруг возникло прерывистое дыхание, губы, и его тело неожиданно потянулось навстречу её ласке.
– Ты лежи, лежи, я сама всё сделаю, – шептал голос.
– Я просто боюсь, чтобы не потревожить рёбра.
– Не бойся, я осторожно буду.
Потом они лежали неподвижно, и ему было странно, что он оказался в постели с чужой женщиной. Она включила лампу у кровати и, не отрываясь, глядела в лицо Ала.
– Если б ты знал, как долго я тебя ждала! – наконец сказала она, и, видя, что он непроизвольно отодвинулся от неё, пояснила, – не волнуйся, всё в порядке, тебе ничего не угрожает.
– Как это – ты меня ждала? Что это значит?
– Неважно, ты не поймёшь, ты же мужчина.
– Да. И женатый к тому же.
– Я знаю. Не имеет значения. Завтра поедешь к жене. Я тебя удерживать не буду. Здесь должно быть одиноко. В начале дороги об этом предупреждают, но люди не понимают предупреждения. Я тоже не понимала сперва. И ты утром не понимал. А теперь понимаешь, что такое самая одинокая дорога?
– Кажется, понимаю.
– Ничего ты не понимаешь. Может в дороге поймёшь...
Вики была в плохом настроении. Они потеряли день отпуска, ушибленная рука висела на перевязи, и её не оставляло ощущение того, что Ал так и не осознал своей вины – всё удовольствие от отпуска коту под хвост! Машина попрежнему шла на восток, размеренно гудя мотором, но вид плато изменился. Слева время от времени можно было видеть жёлтые песчаные барханы, а справа, насколько хватал взгляд, расстилались сверкающие на солнце, ровные, как гладильная доска, белые солевые равнины – высохшее дно древнего юрского моря. Над дорогой плясали полоски миража. Не отрывая взгляда от дорожного полотна, Ал смотрел в одну точку, прямо перед собой, туда, где – далеко за горизонтом – пряталась табличка, которая должна, непременно должна, не может не возвестить конец самой одинокой дороги в Америке.
* Eurica – Эврика, произносится по-английски ю-рИ-ка.
** Ал Банди – герой телевизионного сериала “Женатый, с детьми”.
